5 В.А.Ильиных Хроники хлебного фронта

твердые задания низовым кооперативам в виде специальных договоров, предусматривающих в случае невыполнения выплату неустойки в повышенном размере. Принимались меры по усилению товаро-снабжения зернопроизводящих округов за счет городов и нехлебных районов. Распределение товаров по округам и районам должно было осуществляться в зависимости от выполнения заготовительных заданий, а продажа остродефицитных товаров на местах — в первую очередь сдатчикам хлеба57.

Однако принятые для усиления заготовок меры оказались неэффективными. Промтоваров в Сибири по-прежнему не хватало. Денег у крестьян для выплаты сельхозналога и иных платежей было достаточно, и они не только не увеличили, но даже уменьшили реализацию зерна. Централизованный хлебозакуп в крае во второй декаде декабря снизился на 8 %, а в третьей декаде — на 14 %58. Аналогичная ситуация складывалась и в большинстве производящих районов европейской части СССР. Хлеба во второй декаде декабря заготовили на 5 %, а в третьей декаде — на 15 % меньше, чем в первой. В целом за второй квартал в централизованном порядке было закуплено 178,9 млн пудов хлебопродуктов, что было почти наполовину меньше заготовок второго квартала 1926/27 г. Объем заготовок первого полугодия кампании снизился по сравнению с предыдущей на 21 %59. Хлебозаготовки в декабре 1927 г. уступали по объему даже показателям декабря недородного 1924 г.60

3. Установление виновных

Начало хлебозаготовительной кампании 1927/28 г. не внушало властям никаких опасений. Однако уже в конце сентября ситуация на хлебном рынке резко ухудшилась. Основной причиной нарастания заготовительного кризиса являлось нежелание крестьян продавать произведенное ими зерно в объемах, необходимых государству. Они задерживали реализацию, увеличивая запасы и внутрихозяйственное потребление зерна. Резкому снижению объемов реализации жителями деревни хлеба способствовали конъюнктурные особенности наступившего хозяйственного года. В изменившихся условиях заготовительная система, основанная на фактической монополии государственно-кооперативного аппарата и директивном ценообразовании, показала полную несостоятельность. В декабре государственные хлебные резервы были практически исчерпаны. Необходимо было принимать срочные меры для преодоления кризиса. Повышение цен как мера стимулирования крестьянского предложения категорически отвергалось. Закупки за границей зерна и промтоваров требовали времени и, к тому же, осложняли выполне

121

ние индустриальной программы, которой руководители советского государства на сей раз (в отличие от 1925/26 г.) поступаться не желали. Выбор был сделан в пользу комплекса административных и экономических мер.

24 декабря в соответствии с решением Политбюро всем партийным организациям страны была направлена директива ЦК ВКП(б), в которой констатировалось, что «слабый ход хлебозаготовок не только срывает хлебозаготовительный и экспортный планы, но и создает непосредственную угрозу снабжения промышленных центров с перспективой голода в Москве и Ленинграде, что ставит нас перед необходимостью импорта заграничного хлеба со всеми вытекающими отсюда последствиями». ЦК предложил в связи с этим добиться «решительного перелома на хлебном рынке в ближайшее же время», поставив эту задачу в центр внимания всей партийной и советской работы. Предполагалось, что перелом произойдет в результате осуществления следующих мероприятий: увеличения товароснабжения деревни, квота которой повышалась до 70-80 % всех имеющихся промтоварных запасов, усиления сбора задолженностей по сельхозналогу и иным платежам, ускорению их сбора, увеличению размеров паевых взносов в кооперацию и т. п.61

В принятом после получения директивы ЦК постановлении бюро Сибкрайкома ВКП(б) «О хлебозаготовках»62, в котором отмечалось продолжающееся снижение темпа заготовок по краю, была поставлена задача «поставить центральной задачей на ближайшее время руководство хлебозаготовительной кампанией и установить в дальнейшем оценку работы всех парторганизаций в зависимости от результатов хода хлебозаготовок». Для увеличения размеров закупок предлагалось срочно провести ряд мероприятий преимущественно административного характера. С целью форсирования налоговой кампании переносились обязательные сроки сдачи сельхозналога: третий срок (85 % от годового задания) — с 1 февраля на 15 января; четвертый, последний, срок (100 %) — с 1 апреля на 15 февраля. Срок уплаты страховых платежей переносился с 31 на 15 января. Окруж-комам предлагалось «принять все необходимые меры, вплоть до применения репрессий, к обеспечению безнедоимочного сбора сельхозналога и страховых платежей в установленные сроки».

С 5 до 10 руб. увеличивались паевые взносы в сельской потребкооперации. Снабжение потребительских обществ дефицитными промтоварами ставилось в зависимость от сбора паевых взносов. Они могли отпускаться только тем членам кооперативов, которые полностью внесли паевой взнос. Сибсельбанк и сельхозкооперация обязывались «резко» сократить план кредитования деревни, одновременно усилив взыскание задолженностей по кредитам. Недоимщики по всем видам

122

платежей в срочном порядке должны были привлекаться к административной и судебной ответственности.

Репрессии следовало обрушить и на самогонщиков. 27 декабря 1927 г. ЦИК и СНК СССР приняли постановление «О мерах усиления борьбы с самогоноварением», в котором предложили ЦИК союзных республик в двухнедельный срок внести в уголовные кодексы в число уголовно-наказуемых деяний самогоноварение без цели сбыта, а также хранение самогона и аппаратов без цели сбыта63. С 1926 г. преследовалась только продажа самогона. Соответствующее решение ВЦИК было принято в тот же день. Наказание за тайное винокурение увеличилось с двух недель принудительных работ или штрафа в 25 руб. до месяца принудительных работ или штрафа в 100 руб.64

Советская Сибирь. 1928. 28 янв.

С целью увеличения объемов вывоза зерна из Сибири принималось решение о 30 %-ном сокращении плана снабжения городского населения региона65. В директивном порядке снижались (от 5 до 15 % в зависимости от округа)66 закупочные цены на мясо государственных и кооперативных заготовителей. Одновременно существенно ограничивалось финансирование их торгово-закупочных операций. В связи с возможностью после снижения государственных мясных цен расширения частных заготовок соответствующим органам управления железными дорогами поручалось ввести запрет на перевозку частной мясопродукции. По остальным сельхозпродуктам цены не понижались, но при этом существенно ужесточался контроль за соблюдением их директивного уровня, а также устранялась конкуренция со стороны частных скупщиков.

123

Особенно активная борьба с частником развернулась на кож-сырьевом рынке. Проверенными способами здесь являлись введение обязательной регистрации всех оптовых покупателей и отказ в ней под разными предлогами частным скупщикам. Кроме того, фин-органам предписывалось не выдавать частным торговцам патенты. Торгово-закупочная деятельность при отсутствии регистрации и патента наказывалась в уголовном порядке. В местах массового предложения организовывались специальные кожсырьевые площадки, вне которых скупка-продажа продукции запрещалась. Вводился запрет на забой скота вне официальных боен в городах и деревнях, находящихся на расстоянии до 20 верст от них. При этом закупки на кожсырьевых площадках и бойнях дозволялись только государственным и кооперативным заготорганизациям67.

По предложению правления Всероссийского кожсиндиката в городах и районных центрах Сибирского края были созданы комиссии по проверке частных кожевенных и овчинных заводов на предмет соблюдения ими налогового законодательства, санитарных, торговых и других норм и правил. При этом комиссии получили задание непременно найти нарушения на этих предприятиях и добиться их закрытия. Ликвидации подлежала и большая часть предприятий промысловой кооперации. Поставленная задача была выполнена. К началу марта 1928 г. в восточных округах Сибирского края комиссии закрыли все 645 обследованных ими кожевенных и овчинных заводов, в западных - 882 из 944 (93,4 %)68.

30 декабря первый секретарь крайкома ВКП(б) С. И. Сырцов подписал адресуемое секретарям окружкомов Сибирского края директивное письмо, в котором поставил задачу «максимального усиления хлебозаготовок во что бы то ни стало». «Все наши мероприятия сейчас направлены к тому, чтобы заставить крестьянина повезти к нам хлеб. Отсюда вытекает большой налоговый нажим, сжатие кредитования, снижение цен на мясо и т. п. Крестьянин, ощутив нужду в деньгах, вынужден будет везти хлеб. <...> Надо отдать себе отчет, что проводимые меры значительной частью деревни будут восприняты с довольно большим неудовольствием. Этому должна быть противопоставлена соответствующая работа по организации бедняцких слоев деревни (собрания, группы бедноты, районные и окружные совещания) и осведомлению середняцких слоев. Недопустимо механическое проведение директив края, нужно при их проведении учитывать конкретную обстановку в каждом округе и его отдельных частей. Помимо административных мер необходимо организовать политический отпор возможному сопротивлению кулачества». С. И. Сырцов также указал на необходимость проведения разъяснительной работы среди «городского рабочего населения»

124

с целью предупреждения его возможного недовольства сокращением объемов снабжения69.

Несмотря на принимаемые меры, продовольственное положение в стране продолжало ухудшаться. Начало января принесло дальнейшее снижение объемов централизованного хлебозакупа. Хлеба в первой пятидневке января заготовили на 3 %, а во второй пятидневке — на 16,5 % меньше, чем в последней пятидневке декабря. В Сибирском крае в первую декаду месяца закупки по отношению к третьей декаде декабря снизились на 21 %70. В этих условиях начался лихорадочный поиск выхода из создавшегося положения. Содержание директив из Центра становилось все более радикальным, и их тон — все более жестким.

4 января 1928 г. из ОГПУ в адрес региональных представительств была направлена телеграмма с распоряжением «немедленно» произвести аресты наиболее крупных частных хлебозаготовителей и наиболее «злостных» хлеботорговцев, не соблюдающих конвенционных заготовительных и сбытовых цен, а также нарушающих порядок «экономре-гулирования» на транспорте и другие правила торговли. Следствие по их делам нужно было провести «быстро, доказательно». Данные дела следовало направлять в Особое совещание, что означало их рассмотрение и вынесение приговора во внесудебном порядке71.

В тот же день президиум Сибкрайисполкома, рассмотрев вопрос о сборе сельскохозяйственного налога и страховых платежей, отметил «слабость» взыскания сельхозналога в большинстве округов края72, «поставил на вид» президиумам исполкомов наиболее отстающих округов; предложил «принять меры репрессий в отношении недоимщиков»; создал комиссию, которой поручалось «упростить порядок производства и утверждения описей имущества и продажи с торгов, максимально сократив установленные инструкцией НКФ сроки для производства торгов»13.

6 января И. В. Сталин направляет республиканским, краевым, губернским и окружным парткомам утвержденную Политбюро ЦК ВКП(б) директиву {«совершенно исключительную как по своему тону, так и по требованиям»)1 А. В ней заявлялось, что требования циркуляров ЦК от 14 и 24 декабря не реализованы, «перелом» в заготовках не наступил, «темп работы местных организаций недопустимо медленный, спячка еще продолжается, низовой аппарат еще не раскачался, кооперация не выполняет своих элементарных обязанностей, промтоварная масса не поставлена на службу хлебозаготовок», денежные платежи, срок уплаты которых уже истек, все еще не взысканы. В связи с этим партийным комитетам на местах предлагалось в течение недели со дня получения данной директивы исправить ситуацию. В первую очередь им надлежало:

125

«1. Принять к твердому исполнению годовое и месячные задания Наркомторга на хлебозаготовки <...>.

2. Все наряды Наркомторга СССР об отгрузке хлеба выполнять в строжайшей точности и в срок.

3. Принять к исполнению все прежние директивы ЦК в отношении изъятия денежных накоплений из деревни; установить максимально ускоренные сроки всех платежей крестьянства казне по налогам, страхованию, семссудам; не допускать отсрочек по ссудным обязательствам кредитной системе и организовать сбор авансов под поступающие промтовары и сельскохозяйственные машины; добиваться досрочных взносов всех платежей, одновременно развернув кампанию по распространению крестьянского займа и сборов кооперативных паев; срочно установить дополнительные местные сборы на основе законов о самообложении (см. ниже).

4. При взыскании недоимок по всякого рода платежам применять немедленно жесткие кары, в первую очередь в отношении кулачества. Особые репрессивные меры необходимы в отношении кулаков и спекулянтов, срывающих с[ельско J хозяйственные] цены.

5. Мобилизовать немедля все лучшие силы партии, включая членов бюро губкомов, окр[уж]комов и райкомов, а также президиумов исполкомов на предмет всемерного усиления хлебозаготовок и оставить их на месте заготовок до решительного перелома.

6. Установить личную ответственность руководителей партийных, советских и кооперативных организаций за выполнение возложенных на них заданий по заготовкам, немедля отстраняя тех из них, которые не проявляют способностей и умения добиться успеха хлебозаготовок».

В заключение директивы парткомы предупреждались о том, что «промедление» в ее исполнении «и недостижение в недельный срок реальных успехов в смысле решительного перелома в хлебозаготовках может поставить ЦК перед необходимостью замены нынешних руководителей партийной организации»15.

После получения угрозы со стороны генерального секретаря ЦК ВКП(б) деятельность сибирского руководства в сфере заготовок резко активизировалась. 11 января президиум Сибкрайисполкома в соответствии с принятым за день до этого решением бюро Сибкрайко-ма образовал краевую «хлебную тройку» в составе первого секретаря крайкома С. И. Сырцова, председателя крайисполкома Р. И. Эйхе и заведующего крайторготделом А. Н. Злобина76. Решения «тройки» передавались окружкомам как решения Сибкрайкома ВКП(б) и вступали в силу автоматически. В течение января подобные «тройки» возникли в округах и районах. В округа в срочном порядке в качестве уполномоченных командировались ответственные работники из кра

126

евых, партийных, советских и хозяйственных органов. Из окружных центров уполномоченные направлялись в районы, из районных центров — непосредственно в деревни.

Начались активные поиски и наказание виновных в продолжающихся заготовительных трудностях. Одними из первых под удар попали работники государственных и кооперативных заготовительных организаций. Многие из них были уволены и привлечены к судебной ответственности по ст. 105 УК РСФСР77 за нарушение правил торговли, конкуренцию, превышение директивного уровня цен78. Результатом нажима на заготовителей в январе 1928 г. стало снижение среднемесячной государственной закупочной цены на пшеницу в целом по Сибири на 1 коп., а в северо-восточных округах края — на 3 коп. за пуд79. Естественно, подобная мера улучшить хлебозакуп не могла.

Объектом репрессий стали также мелкие скупщики зерна и владельцы мельниц. Краевая «хлебная тройка» на своем втором заседании 13 января поручила крайпрокуратуре и ПП ОГПУ по Сибирскому краю «проработать конкретные мероприятия и дать указания местам по борьбе с держателями крупных запасов хлеба (мельники, скупщики хлеба и т. д.)»т. Результатом этой проработки стал разосланный в тот же день циркуляр, предписывающий всем окружным прокурорам и начальникам окружных отделов ГПУ «при установлении случаев злостной, т. е. систематической, широкой и т. п. скупки хлеба в зерне или муке в значительных количествах с целью его сокрытия или невыпуска на рынок частными лицами, мельниками, торговцами, скупщиками, носящий характер ажиотажа, возбуждать против виновных преследование по 1 или 2 ч.ч. 107 ст. УК»81. Данные уголовные дела должны были рассматриваться немедленно, вне всякой очереди с наложением сразу же после их возбуждения ареста на весь имеющийся у обвиняемых хлеб82.

По оперативным данным ЭКО ПП ОГПУ, в Омском округе до 21 января было арестовано 19 «разных перекупщиков». В их числе Кравченко {«владелец мельницы, крестьянин-кулак, под видом крестьянского зерна размалывал зерно частников. Отобрано 1000 пуд. зерна, 300 пуд. муки, и 160 пуд. отрубей»), Соболь {«крестьянин, занимавшийся скупкой и перепродажей хлеба. Отобрано 40 пудов»), Ердяков {«владелец пекарни, скупавший хлеб для перепродажи и выпечки сушки для Вятки. Отобрано 160 пуд. муки»). В Бийском округе арестовали частного торговца Семеновича, который «несмотря на запрещение окрторга, производил скупку хлеба, переплачивая в цене, дезорганизуя рынок». Отобранные у него 2 тыс. пудов гречневой крупы, 700 пуд. подсолнечника и ПО пуд. ореха были переданы Сибторгу, а деньги переведены в ОГПУ83.

127

Дав команду на применение репрессий против недоимщиков, мелких скупщиков и работников заготорганизаций, руководители Сибири, судя по всему, прекрасно осознавали паллиативность этих мер. Многие партийные и советские функционеры региона считали, что заготовительный кризис можно преодолеть, лишь применив силу против зажиточных крестьян, а в ряде мест начали ее применять. Так, секретарь Новосибирского окружкома ВКП(б), отчитываясь «об усилении работы по хлебозаготовкам» с 12 по 16 января, информировал крайком, что «в отношении крупных держателей хлеба — кулаков начинают местами применяться и такие меры понуждения, как персональный нажим, отобрание подписок о добровольной продаже хлеба»84.

Однако масштабы давления на зажиточное крестьянство сдерживались ввиду отсутствия определенной законодательной базы, а также из-за опасений быть обвиненными в проведении антинэповской, а следовательно, антипартийной линии. С. И. Сырцов в выступлении на мартовском (1928 г.) пленуме Сибкрайкома ВКП(б), ретроспективно воспроизводя ситуацию, сложившуюся в начале января, говорил: «Такое мероприятие, как необходимость удара по кулаку, было ясно для нас с самого начала. Имея цифры и учтя целый ряд фактов саботажа кулаков, мы считали необходимым поставить вопрос о том, каким образом мы можем сдвинуть это дело»85. Способ решения данного вопроса предложил краевой прокурор, 9 января направив в крайком записку, в которой указал на необходимость привлечения к уголовной ответственности «держателей крупных запасов хлеба и его скупщиков из числа особо зажиточных слоев деревни», «пропуская» возбужденные против них дела («для ускорения») через органы ОГПУ86. Руководители Сибкрайкома, не осмелившись принять самостоятельное решение по этому поводу, в посланной в тот же день телеграмме поставили вопрос о возможности реализации предложения прокуратуры перед Центром87.

Конкретного ответа они не получили, но фактическая санкция на развязывание антикрестьянских репрессий была дана в утвержденной 14 января Политбюро и подписанной И. В. Сталиным циркулярной телеграмме ЦК ВКП(б)88. В ней без всяких обиняков заявлялось следующее: «Немалуюроль [в неудовлетворительном ходе заготовок] сыграло то обстоятельство, что частник и кулак использовали благодушие и медлительность наших организаций, прорвали фронт на хлебном рынке, подняли цены и создали у крестьян выжидательное настроение, что еще более парализовало хлебозаготовки. Многие из коммунистов думают, что нельзя трогать скупщика и кулака, т. к. это может отпугнуть от нас середняка. Это самая гнилая мысль из всех гнилых мыслей, имеющихся в головах некоторых коммунистов. Дело

128

обстоит как раз наоборот. Чтобы восстановить нашу политику цен и добиться серьезного перелома, надо сейчас же ударить по скупщику и кулаку, надо арестовывать спекулянтов, кулаков и прочих дезорганизаторов рынка». Таким образом, ЦК ВКП(б) 14 января определил в качестве одного из главных виновников хлебного кризиса деревенского кулака и потребовал от местных органов срочного проведения по отношению к нему репрессивных мер.

Помимо вышеизложенного в телеграмме ЦК подчеркивалась особая роль Сибири в хлебозаготовках и сообщалось о выезде в регион И. В. Сталина. Заканчивалась телеграмма следующей фразой: «Хлебозаготовки представляют, таким образом, крепость, которую мы должны взять во что бы то ни стало. И мы ее возьмем наверняка, если поведем работу по-большевистски, с большевистским нажимом».

Под влиянием указаний ЦК бюро Сибкрайкома ВКП(б) 17 января приняло решение о применении репрессий к кулачеству89. В утвержденной на заседании бюро секретной директиве (№ 101/с), направленной в тот же день телеграфом в адрес Барнаульского, Бийского, Каменского, Новосибирского, Омского, Рубцовского и Славгород-ского окружкомов компартии90, предлагалось: «В целях преодоления сопротивления кулачества сдаче хлеба, ликвидации выжидательных настроений мощных слоев деревни, намеревающихся использовать хлебные затруднения для спекуляции, взвинчивания цен, укрепления своих позиций предлагается в главных хлебозаготовительных районах, особенно там, где плохая заготовка, наметить несколько (4-10) заведомо явно кулацких хозяйств, злостных, враждебных соввласти, располагающих большими запасами хлеба, составленными в известной мере путем скупки, эксплуатации машин, укрытия объектов обложения и проч. [и] привлечь к ответственности как злостных спекулянтов мясом, хлебом и проч. предметами [с] конфискацией хлеба». Провести данную операцию поручалось органам ОГПУ. Указания райкомам по данному вопросу следовало передавать «исключительно через ответственных надежных лиц со строжайшим соблюдением условий конспирации»^1. Однако сомнения в правомерности подобных чрезвычайных мер у сибирских властей все же оставались. Их развеял прибывший в Сибирь И. В. Сталин.

4. Сталин в Сибири

В декабре 1927 г. в потребляющих районах СССР обострился продовольственный кризис, который, в свою очередь, был вызван кризисом хлебозаготовок. В этих условиях усилился административный нажим на партийные и советские власти зернопроизводящих регионов. Их руководителей обязали срочно реализовать предписанные в

129

директивах Центра мероприятия экономического и политического характера, направленные на активизацию хлебосдачи.

24 декабря 1927 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение для контроля за выполнением партийно-правительственных решений направить в регионы уполномоченных ЦК и СТО, предоставив им «право отмены решений местных партийных и советских органов, противоречащих директивам ЦК в области хлебозаготовок, и право дачи соответствующих распоряжений, обязательных для местных партийных и советских органов»92. В Сибирь в качестве уполномоченного Центра прибыл секретарь ВЦСПС А. И. Догадов. 9 января Политбюро решило повысить ранг уполномоченных. На Урал направлялся секретарь ЦК В. М. Молотов, на Северный Кавказ — нарком торговли СССР А. И. Микоян, в Казахстан — секретарь ЦК Н. А. Ку-бяк, в Сибирь — председатель ЦКК ВКП(б) Г. К. Орджоникидзе93. Однако последний, по официальной версии, заболел, и в Сибирь отправился генеральный секретарь ЦК ВКП(б) И. В. Сталин.

Поездка была не публичной, но и не конспиративной. Сообщать о ней в советской прессе запрещалось, но информация о прибытии высокопоставленного гостя из Москвы была известна многим сибирякам. Так, в Красноярске к генеральному секретарю обратился секретарь партячейки железнодорожных мастерских Никонов, который сообщил, что работники мастерских знают о его приезде, и предложил выступить «с докладом на рабочем собрании». Сталин ответил отказом, ссылаясь на то, что «приехал не официально для инструктирования товарищей в порядке внутреннем. Выступать теперь открыто на массовом собрании — значит превышать свои полномочия и обмануть ЦК партии»94.

Документы, которые И. В. Сталин привез из поездки в Сибирь, отложились в четырех делопроизводственных единицах «сталинского» фонда РГАСПИ (Ф. 558. Оп. 11. Д. 118, 119, 120, 121). Частично они опубликованы95. Помимо шифротелеграмм, докладных и информационных записок, писем, стенограмм заседаний в данный комплекс источников входят до сих пор не введенные в научный оборот записи, сделанные на блокнотных листах, которые озаглавлены как «Краткие записи при поездке по Сибири с 15 января по 6 февраля помощника Сталина Сергеева»96. Документы из РГАСПИ в сочетании с материалами, извлеченными из ГАНО, создают прочную базу для реконструкции поездки И. В. Сталина в Сибирь.

Материалы, связанные с данной поездкой, в том числе «записи Сергеева», послужили основой для написания Сталиным статьи «О хлебозаготовках и перспективах сельского хозяйства. Из выступлений в различных районах Сибири в январе 1928 г. (Краткая запись)», впервые опубликованной в 1949 г. в т. И его собрания со

130

чинений. Используемые автором стенограммы и краткие записи выступлений были подвергнуты радикальной правке. В связи с этим можно с полным основанием утверждать, что статья не воспроизводила произнесенные Сталиным речи, а была написана им заново специально для готовящегося собрания сочинений.

По дороге Сталин обратился к материалам комплексных обследований сибирской деревни, которые проводились Сибкрайкомом ВКП(б) в 1926-1927 гг.97 Генсеку приносили местные газеты, которые он просматривал в контексте задач своей поездки. В выпускаемом в Свердловске «Уральском рабочем» он не обнаружил «ни одного слова» о хлебозаготовках. В тюменском «Красном знамени» нашел «много» материала о заготовках на Украине и «мало» о собственных. В омском «Рабочем пути» ему понравился лозунг «Кулак, спекулянт, разгильдяй — наши враги на заготовительном фронте». Уже в Новосибирске, познакомившись с подшивками краевых газет, Сталин также отметил отсутствие материалов по хлебозаготовкам в предназначенной для крестьян «Сельской правде» до 3 января и слабое внимание к ним в «Советской Сибири» вплоть до 10 января 1928 г. «Началось» лишь 11 января. Общим выводом И. В. Сталина от просмотра газет, издаваемых в Сибирском крае, стало утверждение, что они, «начиная с "Советской Сибири" и все окружные недостаточно уделяют внимания хлебозаготовкам вообще и в частности не ведут классовой линии». Недостаточное внимание «классовому содержанию» работы в деревне, по мнению главы партии, было свойственно сибирской парторганизации в целом98.

Рано утром 18 января И. В. Сталин прибыл в Новосибирск. В тот же день состоялось расширенное заседание бюро Сибкрайкома, на которое, помимо членов и кандидатов в члены бюро, по требованию генсека были приглашены ответственные работники крайисполкома, его управлений, руководители прокуратуры, контрольной комиссии, заготовительных, кооперативных, транспортных, финансовых, статистических и судебных органов, уполномоченный СТО А. И. Догадов, находящиеся в крае члены правления АО «Хлебопродукт» М. Б. Крен-цель и Л. А. Гребнев, член правления Центросоюза А. А. Зыков99.

На заседании бюро рассматривался комплекс вопросов, связанных с кризисом хлебозаготовок100. И. о. краевого прокурора Леонидов, касаясь применения репрессивных мер, заявил: «Ударяем по административному аппарату и по кулаку 107 ст. (невыпуск хлеба)». Ведение дел по данной статье передается ГПУ «из-за скорости». Сталин тут же вступил в дискуссию и указал на то, что производить аресты кулаков нужно не по линии ОГПУ, а в «законном порядке» от имени прокуратуры, предложив ее руководителям выступить в краевых и местных газетах с разъяснением порядка и условий применения дан

131

ной статьи УК101. По словам участвующего в заседании председателя правления Сибкрайсельхозбанка С. И. Загуменного, Сталин аргументировал свое предложение необходимостью «ударить по кулаку, ударить сильно, но ударить в то же время так, чтобы основной массе крестьянства была ясна законная причина ареста, конфискации имущества и прочих мер, кои мы к кулаку применим»102. С. И. Сырцов с мнением генсека согласился, определив решение о проведении операции по ст. 107 силами ОГПУ «промахом».

После обсуждения И. В. Сталин в своем выступлении предложил следующий набор мер по преодолению кризиса: 1) Разверстать план заготовок хлеба и его отгрузки за пределы региона по округам и декадам. 2) Осуществлять мероприятия по «выкачке денежных накоплений» из деревни. 3) Предпринять меры «к стабилизации цен на хлеб и успокоении рынка». Для этого: «а) арестовать скупщиков и кулаков за спекуляцию на основании закона о спекуляции (107 ст.); б) арестовать и предать суду ряд председателей сельсоветов и работников кооперативных организаций за пособничество спекулянтам; в) вести широкую агитацию против спекуляции и взвинчивания цен на хлеб, мотивируя соответствующие шаги тем, что спекулянты-кулаки хотят сорвать политику Советской власти по снижению цен на промтовары». 4) «Мобилизовать все силы прокуратуры и судебных органов, дав им на помощь партработников». 5) «Мобилизовать печать (местную)». 6) «Мобилизовать органы ГПУ». 7) «Мобилизовать органы ЦКК-РКИ для проверки исполнения директив». 8) «Все лучшие силы крайкома, крайисполкома, всю верхушку направить в округа для длительной работы по хлебозаготовкам». 9) Усилить борьбу с самогоноварением103.

В «записях Сергеева» также приводится ряд выдержек из речи Сталина: «В то время как мы благодушествовали, кулак и спекулянт не дремали». «Кулак-спекулянт дерется, а мы зеваем». «Кулака надо изолировать». «Надо кулака арестовывать, пока по кулаку не ударите, ничего не выйдет. Неверно, что если по кулаку ударить, то середняк отойдет. Неверно это. Скажет, действительно Советская власть его»ш.

Затрагивал И. В. Сталин и проблему дефицита промтоваров в деревне. В «записях Сергеева» зафиксирован тезис «Товар не решает вопросы»105. Позиция генсека по данному вопросу изложена в его шифротелеграмме в ЦК ВКП(б) от 19 января: «Здесь очень распространена вера во всемогущество промтоваров в деле поднятия хлебозаготовок. Не отрицая большого значения промтоваров, надо, однако, признать, что промтовары сами по себе не решают вопроса о ценах на хлеб, являющегося важнейшим делом для крестьянства. Промтовары могут сыграть решающую роль лишь при твердой политике цен

132

на хлеб, при едином фронте наших заготовителей на основе твердой политики цен, при решительном обуздании спекуляции, при активном руководстве делом заготовок со стороны парторганизаций. Между тем, разнузданная конкуренция наших заготовителей, свободная деятельность спекулянтов и кулаков, попустительство низового аппарата и инертность парторганизаций создали почву для взвинчивания цен, разложили рынок и подорвали заготовки, несмотря на наличие промтоваров»ш. Последнее утверждение лидера большевистской партии не соответствовало действительности. Несмотря на определенные позитивные сдвиги, промтоваров в деревне по-прежнему не хватало.

Предложения генерального секретаря ЦК были полностью приняты, и члены бюро утвердили постановление, в котором, в частности, предлагалось предусмотренные директивой № 101/с антикулацкие репрессии осуществлять «в порядке 107 ст. УК», от имени прокуратуры, «с широким опубликованием приговоров и решений в печати, через сельсоветы»1®1. Несмотря на то, что многие участники расширенного заседания бюро крайкома высказывались за снижение плана заготовок для Центра в 60 млн пудов как невыполнимого, Сталин, по его словам, оказав «некоторое воздействие» на присутствующих, добился вынесения решения о его выполнении «во что бы то ни стало»108.

В целом И. В. Сталин остался доволен реакцией сибирской «партийно-советско-кооперативной верхушки» на его требования. Несмотря на то, что в крае «страшно запоздали с заготовками», «работники готовы разбиться в лепешку для того, чтобы выправить положение»109.

Впрочем, мнение генсека о необходимости репрессий против зажиточных крестьян и их конкретных методах разделяли не все участники заседания. Председатель правления крайсоюза потребительской кооперации Л. С. Стриковский в своем выступлении высказал точку зрения о том, что «деревню шибко дергать не надо», а основной упор при работе с крестьянами делать на «умелую» агитацию110. Но наиболее известным оппонентом Сталина стал С. И. Загуменный, который после заседания направил ему и секретарю Сибкрайкома С. И. Сырцову письмо. В нем выражалось мотивированное сомнение в политической целесообразности применения ст. 107 УК РСФСР к кулакам за «невыпуск» хлеба на рынок: «Мне кажется, что мы слишком круто поворачиваем». По мнению председателя правления край-сельхозбанка, расчет на то, что нажим на кулака заставит середняка продавать хлеб, является ошибочным. «Основная масса середняка и бедноты расценит привлечение кулака к суду только за непродажу хлеба не иначе как возврат в той или иной форме к временам военного коммунизма, периоду продразверстки. Ссылка на закон, какая бы то

133

агитация иного мнения у мужика не создадут. <...> осуждение кулака только за "невыпуск"хлеба приведет середняка к убеждению, что рано или поздно очередь дойдет и до него как держателя известной части хлебных излишков. Первое, с чем мы столкнемся в результате проведения намеченных мероприятий, будет заключаться в повышении ценности хлеба в глазах самой деревни, а отсюда в дальнейшем сокращении предложения его на рынке».

Впрочем, Загуменный не был против репрессий вообще. Он считал, что «кулака надо бить исключительно как скупщика хлеба. При данной конъюнктуре из 10 кулацких хозяйств одно-два уж обязательно занимаются этим. <...> Найти таких кулаков в каждом крупном селе не так уж трудно. Жалеть их крестьянин-середняк, конечно, будет, прав т. Сталин. Пускай жалеет, не в этом дело. Важно то, что в этом случае у него не будет оснований ждать своей очереди в смысле привлечения его к суду только за то, что он излишки хлеба не продает. Ведь он скупкой хлеба не занимается». Тем не менее он полагал, что гораздо более эффективным методом воздействия на крестьян является «взыскание всякого рода задолженности» и сокращение кредитования деревни, в том числе «немедленный» пересмотр ранее принятых решений об отсрочке погашения целевых ссуд, увеличение задаточных сумм на покупку сельхозмашин и расширение перечня машин, подлежащих продаже за наличные111.

И. В. Сталин внимательно прочитал письмо Загуменного и сделал на нем ряд пометок: «Мы административных] мер не исключали», «ха-ха», подчеркнул ряд положений и поставил вопросительные знаки и NB112. Личный ответ оппоненту он дал на закрытом заседании бюро Сибкрайкома 20 января113. Прежде всего генсек отверг предположение о возможном сокращении предложения зерна в связи с применением репрессий. «Те предполагаемые меры, о которых я говорил позавчера, ударят по кулаку, скупщику, чтобы не было взвинчивания цен. И тогда крестьянин поймет, что, значит, цены повышаться не будут, значит, нужно вывозить хлеб, а то еще попадешь в тюрьму». Более того, в других регионах силовое давление на скупщиков и кулаков дало положительный эффект, и объемы заготовок на Украине, в ЦЧО и на Северном Кавказе стали увеличиваться114. «Значит, пружину у рынка мы уловили, как раз в точку ударили и этим хлебозаготовки подняли». При этом у слушателей (так же, как и у сегодняшних читателей речи Сталина) создавалось впечатление, что в перечисленных регионах ст. 107 начали применять раньше, чем в Сибири115. Хотя это не соответствовало действительности (см. ниже).

Дезавуировал он и обвинение в ревизии новой экономической политики. Нэп предполагает установление пределов свободы товарооборота и его регулирование. «Наша страна — это не капиталисти

134

ческая страна, а страна социалистическая, которая, допуская НЭП, в то же время сохраняет последнее слово за государством, так что мы правильно поступили». Не следует также бояться и недовольства со стороны части середняков. «Останавливаться перед этим нельзя, мы идем вперед, ведем их за собой вперед, руководим, пусть часть будет недовольных, может быть, это будет меньшинство, но надо и эту часть вести за собой вперед, а остальные отставшие после поймут, в чем дело, и в конце концов все поймут, а если рассуждать так, что некоторые не понимают — это значит застрять на одном месте». В заключение выступления Сталин заявил: «Аргументация силовая имеет такое же значение, как аргументация экономическая, а иногда она имеет даже больше значения, когда портят рынок, всю нашу экономическую политику стараются повернуть на рельсы капитализма, на что мы не пойдем».

20 января Сталин принял участие в обсуждении вынесенного в повестку дня заседания бюро крайкома вопроса о подготовке к весенней посевной кампании116, который на первый взгляд прямого отношения к текущему кризису хлебозаготовок не имел. Его основным вопросом была подготовка к весенней посевной кампании. Взаимосвязь между двумя проблемами объяснил основной докладчик — заведующий крайземуправлением И. Н. Харламов: «Нажим на верхушечные группы деревни, можно ожидать, вызовет если не сокращение посевной площади, то, во всяком случае, ее стабильность. Поэтому главной задачей предстоящей посевной кампании мы должны поставить расширение посевности средняцкой группы как основной группы деревни, как основной группы хозяйств товарного значения и затем усиление посевности или поднятие посевности в бедняцких группах»111.

И. Н. Харламов и другие выступающие говорили об улучшении семенного материала, внедрении научно обоснованных севооборотов, рационализации животноводства, кредитовании, снабжении деревни сельскохозяйственными машинами и инвентарем, содействии развитию производственной кооперации, помощи бедноте и т. п.

И. В. Сталин говорил не о конкретных мерах подъема аграрного производства, а об общих социально-экономических перспективах. Основным препятствием для поступательного развития сельского хозяйства он назвал его мелкотоварный характер. Господствующий в стране тип мелкого крестьянского хозяйства — «это несчастье для большой страны. Почему? Потому, что такой вид хозяйства не обеспечит применение ни сельскохозяйственных машин, ни научных знаний по улучшению культуры, ни применения удобрения и проч., и проч.» Путь преодоления мелкотоварности производства «по линии кулацких хозяйств как единоличных хозяйств, по линии нарождения крупных сельскохозяйственных] фермерских единиц» лидер Комму

135

нистической партии отверг как абсолютно неприемлемое по политическим и идеологическим соображениям. «Весь режим советского строя, все наше законодательство, все мероприятия по снабжению деревни сельскохозяйственными машинами — все они идут по линии ограничения единоличного крупного сельского хозяина». В этих условиях «даже средняк, который хочет развертывать хозяйство при таком режиме и условиях, лишен всяких перспектив двигаться дальше. <...> Застрянуть на одном месте для хозяйства невозможно, идти вниз он не хочет и средняк остается без перспектив».

Единственно приемлемым для правящей партии путем развития сельского хозяйства, по мнению Сталина, является его коллективизация. «Вот единственный путь, на основе которого мы можем развить дальнейшее усовершенствование нашего хозяйства, поднять урожайность втрое, способствовать дальнейшему развитию сельского хозяйства по линии технического усовершенствования, развития сельского хозяйства, по линии подчинения его указаниям научно-экономическим»118.

В день проведения этого заседания бюро крайкома генсек обращался не только к проблемам перспектив развития сельского хозяйства, но и занимался непосредственно хлебозаготовками. В ответ на жалобы руководства Сибирского края он направил жесткую шифротелеграмму первому секретарю Казахского областного комитета ВКП(б) Ф. И. Голощекину, уполномоченному ЦК ВКП(б) по хлебозаготовкам в Казахстане Н. А. Кубяку, секретарям парткомов и заведующим торготделами Петропавловской и Семипалатинской губерний. В телеграмме указывалось, что в граничащих с Сибирью районах Казахстана «допущены грубые нарушения хлебных цен», заключающиеся в значительном превышении их синдицированного уровня, «что подрывает в корне заготовку» на смежных территориях Сибирского края. Сталин обвинил заведующих губторготделами перечисленных губерний в нарушении директив СНК СССР и ЦК ВКП(б), а секретарей губкомов — в попустительстве этому и потребовал ликвидации «этих возмутительных безобразий»119.

Вечером 21 января лидер большевистской партии выехал на Алтай. 22 января в Барнауле собрал «кустовое совещание представителей партийных и советских организаций Барнаульского, Бийского и Рубцовского округов по вопросам хлебозаготовок». В своем выступлении в начале совещания Сталин определил ряд причин заготовительного кризиса. «Одна из этих причин состоит в том, что дискуссия [с оппозицией] отвлекла наше внимание, потом легкая победа на съезде, праздничные настроения разъехавшихся со съезда товарищей — в результате чего винтики развинтились». Вторая причина: «Мало нажимали по части с[ельско]х[яйственного] налога». Третья,

136

более принципиальная, на взгляд Сталина, причина заключалась в том, что парткомы отстранились от хлебозаготовок, возложив всю ответственность за их проведение на заготовительные организации. «Такое отношение к хлебозаготовкам неправильное, не коммунистическое, не марксистское: партийные организации отвечают буквально за все. Первым ответчиком перед страной и рабочим классом является партия. То, что существуют всякие заготовительные организации, ни в какой мере не снимает с нас ответственности, за их ошибки отвечаем мы». Генсек в связи с этим призвал парторганизации взять на себя всю полноту ответственности за хлебозаготовки и обеспечить выполнение заданий. «Никаких отговорок и отступлений от плана допускать нельзя. Задание должно быть выполнено. Нужно нажать на это дело по-большевистски»™.

Стенограмма речи Сталина, произнесенной им в заключительной части совещания, не была опубликована121. В то же время она имеет важное значение для понимания позиции генерального секретаря ЦК ВКП(б) и поэтому заслуживает более детального воспроизведения. Определяя причины «неувязок в заготовках», он категорически отверг мнение о том, что таковыми являются «внешние обстоятельства»: бураны, нехватка промтоваров, более низкий урожай и т. п. «Пытаются свалить причины на то, что у нас мало промтоваров. А разве их меньше, чем в прошлом году. Не меньше. Разве в этом году у нас урожай меньше. Не меньше. Что такое промышленные товары. Если вы привезли их и положили в лавку, то вы думаете, что этим решается вопрос. <...> Если наши ЕПО выдают льготный провоз частнику, то товары никакого значения играть не будут. Больше того, бедняк будет ругаться. Летом мы брали хлеб за деньги, беднота и низший слой средняков сдавали его в первую очередь, а теперь мы даем за хлеб мануфактуру, так что здесь есть отрицательная сторона, которая взвинчивает бедноту и средняков и заставляет их ругать Советскую власть. Следовательно, на одной мануфактуре далеко не уедешь. Этот фетишизм неправилен».

По мнению Сталина, основная причина кризиса хлебозаготовок заключается в недостатках руководства. «Такой власти, которую мы имеем с вами, нет нигде, она дает нам все возможности командовать и в смысле цен, и в смысле размера заготовок, и т. д. Жаловаться на то, что у нас нет власти, нет прав, когда мы их имеем на 80 %, не приходится. Когда мы занялись выяснением того, где основные причины того, что у нас не вышло дело с заготовками, то мы пришли к выводу, что 2/з наших ошибок — это ошибки руководства. Мы сами виноваты, потому что у нас прав и власти, сколько хочешь, а пользоваться ими мы не умеем, таким образом — причина в нас самих, в наших организациях».

137

«Основная причина из всех причин — мы сами. В самом деле, возьмите такой факт — наши заготовители конкурируют друг с другом. Правильно ли, что вы тем самым заставляете ждать кулака повышения цен. Представьте себе рынок, состоящий из тысячи выступающих на нем единиц. Одна единица может так или иначе использовать вашу борьбу и испортить вам всех остальных на рынке. Вы скажете, ну что же, 2—3 хозяевам я увеличил цену на хлеб, это ничего не значит. Если вы из тысячи единиц развратили 3 единицы и дали им по 2-3 коп. на пуд больше, вы уже испортили и заразили весь рынок выжидательностью. Следовательно, мы теряем темп заготовок, после чего очень трудно добиться его увеличения. Теперь или через несколько месяцев — большая разница. Темп все. А кто в этом виноват. Мы сами и наш заготовительный аппарат». Особо уничижительной критики вождя подверглась прокуратура. «Прокуратура у нас гнилая, потому что хлам мы отдавали в это учреждение, а между тем как туда надо было отдавать лучших людей»112.

В связи с этим Сталин призвал «встряхнуть» заготовительный, кооперативный и партийный аппарат, провести его чистку и привлечь к ответственности виновных в неисполнении или нарушении директивных указаний. «У нас есть закон против нарушителей правил, регулирующих торговлю, который мы считаем нужным применить вовсю против тех отдельных элементов наших заготовительных аппаратов, которые срывают политику цен, которые смыкаются с кулаками против бедноты».

«Крестьянин любит прочную власть, которая не шатается, не нервничает. Мужик — человек устойчивый, он рассчитывает на дальность, а не только на месяц или на час. Наши парторганизации тоже не прочь кричать о том, что ударились в панику, шум разводят и прочее, и прочее, и поэтому не против того, чтобы выдать бумажку на заготовку хлеба частнику. Мы таких коммунистов будем исключать из партии и привлекать к ответственности по 105 статье Уголовного Кодекса. Этот же закон подписан Калинычем, нужно привлекать не только кулака, но и своих ребят, чтобы мужик знал, что мы [...].

Я думаю, что основной результат из всех хороших результатов, которые могут последовать за нашими действиями, состоит в том, что мы на этой горячке проверяем стойкость и качество наших собственных организаций: и партийных, и советских, и кооперативных. Вот тут-то и скажется, кто коммунист на деле, а кто коммунист на словах. Проверка своих собственных организаций — партийных, советских и кооперативных, проверка своих собственных людей и наметка на тот случай, когда нужно заменить этих людей, улучшить аппарат и всю политику Советской власти. Ведь если политика правильна, а на местах на деле она проводится неправильно, то грош ей цена».

138

23 января И. В. Сталин прибывает в Рубцовск, где проводит совещание с местным активом и вызванными им представителями руководства Семипалатинской губернии. 25 января возвращается в Новосибирск123.

По дороге он дает в адрес руководителей восьми округов Сибирского края серию телеграмм, которые имеют аналогичное содержание: «Могу ли я сообщить Москве, что ваш округ не сдрейфит и готов выполнить честно план заготовок. ...Дайте ответ обязательно сегодня. Сталин». Отличались они лишь вписанными цифрами124. Во введении к 1-му тому «Трагедии советской деревни» написано, что плановые задания в сталинских телеграммах «оказались резко увеличенными»125. Их сравнение с утвержденной 21 декабря 1927 г. президиумом Сибкрай-исполкома поокружной разверсткой годового задания показывает, что Сталин настаивал на его увеличении плана лишь для 4 округов: Ачинского, Канского, Минусинского и Томского (на 7, 11, 6 и 12 % соответственно). В остальных телеграммах плановая цифра не изменилась. Задачей данной переписки являлось не резкое увеличение плана, а недвусмысленный и освещенный личным именем верховной партийной власти приказ выполнить его во что бы то ни стало. Возможно также, что отчасти Сталин таким образом реагировал на просьбы окружного начальства снизить возложенное на них годовое задание.

Ответы (от имени секретарей окружкома, председателей окр-исполкома и начальников окруправлений ГПУ соответствующих округов) Сталин получил в тот же день. Не «сдрейфили» руководители Томского («Округ готов. Задание будет выполнено») и Ачинского («Будет выполнено, все силы мобилизованы, подчинены этой цели. Заверяем [в] нашей готовности иметь 100 % плана. Подтянем весь низовой актив») округов.

Однако на этот раз нашлись функционеры, которые осмелились возразить вождю. Из Минусинска ответили, что смогут «[с] применением всех сил» выполнить лишь план, утвержденный крайисполкомом (4,026 млн пуд.), напомнив при этом плановую цифру, на которой они настаивали перед началом кампании (2,8 млн пудов). Из Канска также ответили, что берутся выполнить только плановое задание 5,063 млн пудов (Сталин настаивал на 5,63 млн). Руководство Каменского округа выразило уверенность в заготовке 4 млн пудов при плане в 4,27 млн пудов. Красноярск, получивший годовое задание в 3,66 млн пудов, заявил: «Выполним максимально 3 млн пудов». Ответ из Иркутска: «При максимальном напряжении 2 100 ООО обеспечиваем выполнение при нашем прежнем плане 1 750 ООО» (план крайисполкома для округа составлял 3,66 млн пудов). Тулунский округ при подтвержденном задании в 2,928 млн пудов ответил: «Максимально сможем заготовить 2 200 ООО пудов»126.

139

26 января генсек присутствовал на очередном заседании краевой «хлебной тройки». Рассмотрев ситуацию с хлебными перевозками, «тройка» санкционировала данное секретарем крайкома С. И. Сырцовым и уполномоченным НКПС по Сибири Г. В. Подшивалиным распоряжение «о прекращении до 1-го февраля всяких внутрисибир-ских перевозок» хлеба, что должно было позволить существенно увеличить объемы его вывоза на запад. В связи с тем, что «система Сиб-сельскосоюза, не выполняя аккуратно наряды по отгрузке, не провела решение о значительном сокращении у себя остатков заготовленного хлеба», исполняющий обязанности председателя его правления Г. В. Веденяпин отстранялся от должности, а его «дело» передавалось в СибКК. Выговоры с предупреждением за невыполнение «плана перевозок на внесибирские рынки и превышение нормы перевозок внутри Сибири» получили также председатель правления Сибторга М. Т. Зуев, уполномоченный АО «Хлебопродукт» Ф. Н. Баранов и председатель правления крайсоюза потребительской кооперации Л. С. Стриковский. Пункты постановления, касающиеся организационных выводов по решению «тройки», были опубликованы в «Советской Сибири» 27 января. Участники заседания также отклонили просьбу Тулунского округа об увеличении плана местного снабжения его городского и промыслового населения хлебом127.

Решение по наращиванию отправки зерна в центральные районы страны было реализовано практически немедленно. Через три дня после его принятия генсек телеграфировал в ЦК ВКП(б): «Мерырепрес-сии но линии отгрузок, принятые но, днях, возымели действие. 26 января отгружено на Запад 367вагонов, 27-го — 423,28-го — 433. Кроме того, поймано за эти дни на линии 150 лишних вагонов внутрисибир-ского снабжения [и]переадресовано на Запад »ш.

Рано утром 27 января Сталин прибывает в Омск, где сразу же проводит беседу с представителями Акмолинской губернии по вопросу преодоления разрыва хлебных цен с Сибирью. После этого началось совещание с партийными, советскими и хозяйственными работниками Омского, Барабинского, Тарского округов и Акмолинской губернии129. В тот же день генсек отправил шифротелеграмму секретарю ЦК ВКП(б) С. В. Косиору и начальнику хлебофуражного управления Наркомторга СССР И. Я. Вейцеру, в которой он доложил о первых успехах своего вояжа: «Заготовки стали немного оживляться. Серьезный перелом должен наступить в конце января или начале февраля. При систематическом нажиме план заготовок будет выполнен полностью»120. 28 января Сталин участвовал в заседании бюро Омского окружкома ВКП(б)131.

Первый секретарь Сибкрайкома ВКП(б) С. И. Сырцов, который сопровождал высокого гостя в его поездке на Алтай и в Омск, вы

140

ступает с инициативой поездки генерального секретаря ЦК в Красноярск для созыва совещания представителей восточных округов края. Сталин «по прямому проводу» интересуется мнением на этот счет находящегося в это время в Минусинске председателя Сибкрай-исполкома Р. И. Эйхе. Тот заявляет, что приезд Сталина в Красноярск целесообразен, поскольку «поможет сильнее раскачать аппарат и партактив»132.

Генсек едет на восток. Будучи проездом в Новосибирске, 29 января собирает совещание с представителями заготовительных организаций. По дороге в Красноярск посылает С. В. Косиору и А. И. Микояну телеграмму с предложением увеличить «всем заготовителям» планы заготовок на февраль. «Раскачкауже началась и нужно использовать ситуацию»133. 30-го его поезд уже в Красноярске. 31 января там прошло совещание с представителями Красноярского, Томского, Ачинского, Минусинского, Канского, Тулунского и Иркутского округов, на которое были приглашены и руководители ряда сельских районов. Совещание приняло следующую резолюцию134:

«1. План заготовок выполнить безусловно и полностью.

2. Борьбу за усиление заготовок поставить в центре внимания партийных и советских организаций, как окружных, так и особенно районных, отодвинув другие задачи на вторую очередь.

3. Для оздоровления рынка и укрепления советской политики цен организовать удар по спекулянту и кулаку, взвинчивающим цену, не выпускающим товарного хлеба на рынок и грубо нарушающим таким образом 107 ст. Уголовного кодекса.

4. Для предотвращения антисередняцкого уклона и предупреждения продразверсточных настроений удар по кулаку вести на основе советской законности, сталкивая таким образом кулака с советской законностью и организуя тем самым общественное мнение деревни против кулачества.

5. В целях создания прочной материальной базы для такой политики в деревне в данный момент и организации бедноты вокруг советской власти передать бедноте 25 проц. конфискованного у кулаков хлебного излишка в долгосрочный кредит как фонд для удовлетворения семенных, а в случае необходимости и потребительских нужд бедноты.

6. Мобилизовать всю партийную верхушку в районы и села для усиления заготовок и организации реального контроля над низовым заготовительным аппаратом.

7. Всю первую страницу периодической печати посвятить освещению вопросов заготовок и отгрузок, честному выявлению недостатков партийного, советского, кооперативного аппарата, намечению путей для улучшения дела заготовок и отгрузок, взяв за образец газету "Советская Сибирь".

141

8. Организацию нажима на хлебозаготовительном фронте считать ударной задачей партийных и советских организаций, а самый нажим продолжать вплоть до полного выполнения плана заготовок».

Советская Сибирь. 1928.29 янв.

1 февраля Сталин отправил в ЦК ВКП(б) текст постановления красноярского совещания, определив его как типичную для «резолюций по заготовкам, обычно принимаемых в Сибири организациями»13^. Одним из итогов поездки Сталина в Красноярск также стало увеличение годового плана хлебозаготовок по Красноярскому округу на 63 тыс. пудов136.

В тот же день генсек отправил наркому торговли СССР А. И. Микояну телеграмму с предложением увеличить заготовительное задание Сибирскому краю на февраль с 13 до 18 млн пудов. «Это подстегнет заготовки. А это теперь необходимо»131. 2 февраля в Центр

142

пошла новая телеграмма: «Перелом в заготовках начался. За шестую пятидневку января заготовлено вместо обычной нормы 1 миллион 200 тысяч пудов 2 миллиона 900 тысяч пудов. Перелом довольно серьезный. Думаю, что достигнутая норма заготовок будет не только сохранена, но и повышена в известной мере за период до наступления распутицы, если нажим будет продолжаться с неослабевающей силой. Февральский план заготовок в 18 миллионов пудов, как видите, вполне реален»ш. В той же телеграмме И. В. Сталин сообщил, что выезжает в Москву.

Однако практически сразу после принятия официального решения о резком увеличении краевого заготовительного задания на февраль, генсек требует его дальнейшего повышения. 4 февраля в отправленной из Омска телеграмме он указывает заведующему крайторготделом А. Н. Злобину на то, что вновь разверстанные по округам заготовительные планы «отстают от темпа заготовок на местах». «Вы дали Ачинску на февраль 700 тысяч, тогда как Ачинск за январь сумел заготовить 900 тысяч, а теперь он берется заготовить на февраль более миллиона. Вы дали Омску на февраль 1 миллион 200 тысяч, тогда как Омск, считаясь с уже начавшимся переломом, вынужден сам себе назначить один миллион семьсот тысяч. То же самое произошло с Иркутском, Тулунском, Минусинском. Боюсь, что подобные промашки будут допущены и в отношении других, особенно алтайских, округов. Новая обстановка и условия перелома требуют немедленного пересмотра Ваших планов и приспособления их к действительности в сторону их увеличения. Просьба не отставать от темпа заготовок». Копия телеграммы направлялась в Сибкрайком ВКП(б)139.

Руководители Сибирского края тут же вняли пожеланиям вождя140, который по дороге в Москву приветствовал увеличение регионального заготовительного плана на февраль до 22 млн пудов. Заявив о необходимости «всемерного подхлестывания заготовок и отгрузок путем увеличения соответствующих планов», он поздравил ЦК ВКП(б) с тем, что в январе хлеба в целом по стране заготовили 80 млн пудов. «Это большая победа партии»ш. Миссия была выполнена.

5. Ст. 107 УК РСФСР и другие инструменты «чрезвычайщины»

Основанная на фактической монополии государственно-кооперативного аппарата и директивном ценообразовании заготовительная система осенью 1927 г. показала свою несостоятельность. Даже небольшое снижение производства зерновых в сочетании с це

143

новым волюнтаризмом вызвало в Сибири и стране в целом острый хлебозаготовительный кризис. В декабре государственные хлебные резервы были практически исчерпаны. В этих условиях усилился административный нажим на региональные власти. Содержание директив из Центра становится все более радикальным, а их тон все более жестким. 6 января руководителей зернопроизводящих регионов предупредили, что если они не добьются быстрого перелома в заготовках, то будут сняты с занимаемых должностей.

Реакцией на угрозу в Сибири стал поиск виновных в продолжающихся заготовительных трудностях. Многие партийные и советские функционеры считали, что заготовительный кризис можно преодолеть лишь силовыми мерами против зажиточных крестьян. Однако масштабы давления на них сдерживались ввиду отсутствия соответствующей законодательной базы, а также из-за опасений быть обвиненными в проведении антинэповской линии. Способ решения данного вопроса предложил краевой прокурор, 9 января направив в краевую «хлебную тройку» записку, в которой указал на необходимость привлечения «держателей крупных запасов хлеба» к уголовной ответственности по ст. 107 УК РСФСР. Основываясь на данном предложении, бюро Сибкрайкома 17 января утвердило секретную директиву № 101с, в которой органам ОГПУ поручалось в основных хлебозаготовительных районах провести аресты и привлечь к уголовной ответственности нескольких кулаков, располагающих большими запасами хлеба.

Однако сомнения в правомерности подобных чрезвычайных мер у сибирских властей все же оставались. Тем более, что обращение к ст. 107 применительно к крестьянам было некорректным с юридической точки зрения. Сомнения развеял прибывший в Сибирь И. В. Сталин, который поддержал идею использования данной статьи142, но указал на необходимость проведения арестов кулаков не по линии ОГПУ, а в «законном порядке» — через прокуратуру (см. выше).

Позднее в связи с этим С. И. Сырцов вспоминал: «Мы на свой страх и риск дали директиву о репрессиях против кулака в каждом заготовительном районе. Моя поездка в Барнаул, Рубцовку показала, что и ряд местных работников к этому склоняется. И мы дали директиву ОК, считая, что ее нельзя задерживать, хотя уже знали, что едет тов. Сталин. Отношение тов. Сталина к этой директиве показало, что существо нашей линии совпало с линией ЦК. Тов. Сталин значительно дополнил директиву, напомнив нам то, что не было нами учтено. Мы базировались только на аппарате ГПУ, рассчитывая на его точность, а тов. Сталин ввел корректив в сторону большего использования законности»143. Сталинский «корректив» был

144

официально принят 18 января на заседании бюро Сибкрайкома ВКП(б) (см. выше).

Санкционировав применение в Сибири ст. 107 УК РСФСР к зажиточным крестьянам, не только скупающим, но и задерживающим реализацию произведенного ими же зерна, И. В. Сталин сообщил об этом в Центр144 и тем самым фактически распространил подобную практику на другие регионы страны. Однако новая трактовка статьи длительное время не сопровождалась официальными юридическими разъяснениями, что в условиях сложившейся политической конъюнктуры побуждало местные власти к ее граничащему с произволом предельно расширительному толкованию.

Так, руководители судебных и карательных органов Сибирского края, исполняя решение бюро крайкома от 18 января, разослали на места циркуляр об особом порядке применения ст. 107 в отношении «держателей особо крупных запасов хлеба исключительно из числа кулаков, как скупающих хлеб, так и не выпускающих имеющиеся у них хлебные излишки на рынок. <...> (хотя бы эти запасы были собственного производства)»: 1) Расследование по всем делам «этого рода» поручалось производить органам ОГПУ. Прокуратура подключалась на стадии выдачи ордера на предварительный арест, который следовало осуществлять в отношении всех обвиняемых. 2) Дела, подлежащие рассмотрению в судебном порядке, должны были определяться «особой тройкой по хлебозаготовкам с участием уполномоченного по хлебозаготовкам, а где таких троек нет, по согласованию с секретарем райкома ВКП(б)». 3) «Все хлебные запасы» обвиняемых подлежали «немедленному» аресту и описи. 4) Следствие надлежало завершить в суточный, «а в исключительных случаях не более как в трехдневный срок». 5) Для скорейшего рассмотрения дел проводить выездные сессии окружных судов «в составе председательствующего — члена окрсуда или квалифицированного нарсудьи — коммуниста и нарзаседателей из местных крестьян по персональному подбору райкома ВКП(б), обеспечивающего безусловное выполнение данной директивы»; «как общее правило, слушать дела без участия обвинения и защиты, допуская таковые только лишь в случае необходимости устройства, по решению тройки, широкого показательного процесса». 6) «В приговорах выездных сессий ни в коем случае не следует приводить в качестве мотивов указания на возможность срыва хлебозаготовок действиями обвиняемых, ограничивая эти мотивы приговора указаниями на противозаконность спекуляции, взвинчивание цен, на агитацию со стороны обвиняемых за невыпуск хлеба на рынок и т. д.». 7) Приговоры должны были обязательно сопровождаться «конфискацией всех излишков хлеба, мяса и промтоваров». 8) «Ни в коем случае не допускать оправдательных или условных приговоров».

145

9) «Кассационным коллегиям взять линию на безусловное утверждение всех приговоров выездных сессий суда, не допуская ни смягчения приговоров, ни удовлетворения кассационных жалоб. Такую же линию должен иметь окрпрокурор при рассмотрении дел в порядке надзора»145.

Каких-либо количественных критериев для привлечения крестьянина к уголовной ответственности по ст. 107 первоначально выработано не было. Лимит превышения допустимых запасов хлеба был впервые определен в подписанной И. В. Сталиным 13 февраля директиве ЦК ВКП(б) «Первые итоги заготовительной кампании и дальнейшие задачи партии». В ней указывалось, что к суду должны привлекаться крестьяне, имеющие «излишки» в 2 тыс. пудов и более146. Затем были приняты порегиональные лимиты. Для Сибири предельная цифра в 2 тыс. пудов осталась неизменной147.

Но поскольку хозяйств с такими запасами было мало, то местные органы с установленными нормами «излишков» фактически не считались. Призывая к этому своих подчиненных, С. И. Сырцов заявил: «Мы этих крупных держателей, как общее правило, сейчас не имеем, и если бы мы приняли в голой форме, просто провели бы резолюцию ЦК, мы закрыли бы возможности дальнейшего применения 107 статьи. <...> нет опасности в том, что организации будут применять 107-ю статью, не ограничивая себя рамками политбюровских 2000 пудов. Партийная организация сумеет ударить по действительному кулаку, хотя бы этот кулак располагает количеством пудов меньшим, чем указано в решениях ЦК. Важно не то, каким количеством пудов хлеба располагает кулак для срыва рынка, нашего плана, а важны те возможности, которыми он сможет оказать влияние на всю деревню. Если кулаку удалось разбазарить свои запасы — это не значит, что мы его не можем трахнуть 107 статьей»148.

Применение ст. 107 УК РСФСР имело не сплошной, а выборочный характер. Уголовной ответственности подлежали не все располагающие запасами хлеба кулацкие хозяйства, а лишь некоторые из них. Директива 101/с от 17 января и постановление бюро Сибкрайкома от 18 января предусматривали репрессии в отношении 4-10 кулацких хозяйств «в каждом из основных хлебозаготовительных районов» (см. выше). 12 марта бюро крайкома обязало окружкомы ВКП(б) «в основных хлебных районах дополнительно провести на район 2-4 процесса по 107 статье»149. Нужно было не разорить всех зажиточных крестьян (время для «ликвидации кулачества как класса» еще не пришло), а напугать их.

Но главным объектом психологического давления были не они. Действительно, зажиточные слои сибирской деревни реализовали к этому времени лишь незначительную часть запасов зерна. Но

146

подобное поведение являлось для них обычным. Зажиточные крестьяне почти всегда продавали основную массу своего хлеба в конце зимы — начале весны. Осенью и в начале зимы зерно должны были вывозить на рынок бедняки и середняки. Беднота, на долю которой, согласно официальной статистике, приходилась незначительная часть товарных запасов, влиять на ход заготовок не могла. Заготовительный кризис стал следствием отказа от реализации хлеба прежде всего среднего крестьянства, поскольку именно середняки являлись держателями большей части запасов хлеба150. И «хлебная стачка» осени — начала зимы 1927/28 г. была не столько «кулацкой», сколько середняцкой. Власти, и центральные, и местные, это прекрасно понимали. Репрессии против кулаков были направлены на то, чтобы заставить основных держателей хлеба — середняков — ускорить его реализацию.

Нам представляется, что и генсек, несмотря на его публичные утверждения, и сибирские лидеры прекрасно понимали, что главными «виновниками» хлебного кризиса являются не кулаки, а середняки, и, направляя удар против кулачества, метили в первую очередь в среднее крестьянство. Если судить по словам С. И. Загуменного, то участники «исторического» заседания бюро Сибкрайкома 18 января 1928 г. без обиняков рассчитывали на «создание морального эффекта в массах середняка» и указывали на то, что «нажим на кулака заставит середняка повезти хлеб на рынок. Середняк скажет: "Вот это — власть. С ней шутить нельзя. Она требует исполнения своих законов"»151. 10 февраля первый секретарь Сибкрайкома С. И. Сырцов в направленной телеграфом в адрес окружкомов края директиве указывал, что репрессии против кулаков призваны «отбить охоту середняков следовать примеру кулака»152.

Впрочем, иногда дело не ограничивалось лишь демонстрацией силы, а доходило до прямых антисередняцких репрессий. Так, «хлебная тройка» Кузнецкого округа дала указание районным властям о привлечении к уголовной ответственности по ст. 107 не только «кулаков», но и середняков (по два на район)153.

Аресты по ст. 107 начались сразу же после получения секретной директивы от 17 января 1928 г. По оперативным данным ЭКО ПП ОГПУ по Сибирскому краю, уже к 21 января было арестовано 136 «кулаков». В их числе: в Бийском округе — Семахин И. («кулак, лишенный [права] голоса, имеет несколько батраков и все с[ель]/х[оз] машины, на собраниях открыто выступает против бедняков. Изъято зерна 3000 пуд.»), Лактионов М. («кулак, антисоветский тип. Отобрано 1000 пудов»); в Каменском округе — Соловьев А. («кулак, владелец ветряной мельницы, активный противник Советской власти. Взято 1000 пуд. зерна»), Дудник Г. («имеет крупное кулацкое

147

хозяйство, неоднократно замечен в антисоветской агитации. Взято 2700пуд.»); в Барнаульском округе — Грязев И. («кулак,распространяет провокационные слухи о войне. Изъято 2000 пудов»), Карпов Ф. («агитирует за несдачу хлеба, говоря, что к весне цены поднимутся. Имеет излишков около 2000 пудов»), в Рубцовском округе — Козлов И. («кулак, имеет большое хозяйство, пользуется наемной силой, ведет постоянно антисоветскую агитацию и является организатором полит-хулиганских выступлений. Взято 800 пуд.»), Скороход Е. («выступает во всех кулацких мероприятиях, пытался организовать дикое с[елъ]/х[оз] т[оваришест]во. Взято 1000 пуд.»), Воронин М. («укрыл посев, удерживает хлеб и говорит, что к весне правительство цены поднимет. Взято 600 nyd.»^i5i.

До 29 февраля в сибирской деревне в порядке уголовного преследования по ст. 107 УК РСФСР арестовали 1131 чел. На 15 марта по ст. 107 в крае было осуждено 1044 чел., у которых конфисковали 680,7 тыс. пудов хлеба (в среднем 652 пуда на одно хозяйство), 45 домов, 68 амбаров, 78 мельниц и другое имущество вплоть до запрещенных к изъятию по действующему законодательству предметов домашнего обихода155. К началу апреля, по неполным данным край-прокуратуры, число лиц, привлеченных к судебной ответственности по данной статье, составляло 1617 чел.: 1227 из них были названы кулаками, 323 — середняками, 15 — бедняками, 52 — торговцами156.

Кроме применения ст. 107 и других статей Уголовного кодекса местные органы осуществляли конфискацию хлеба вообще без всякого судебного решения, запрещали внутридеревенскую куплю-продажу зерна и других видов сельскохозяйственной продукции, закрывали базары, проводили массовые обыски с целью выявления излишков, организовывали заградотряды и т. п. Трансформировались методы заготовительной работы низовой кооперации, работники которой стали принимать активное участие в выбивании у крестьян хлеба. Район действия сельпо разбивался на небольшие участки. К каждому из них прикреплялись кооператоры, которые вместе с сельскими функционерами и активистами устраивали сплошной обход всех крестьянских дворов и вели агитацию за сдачу хлеба. Нередко этот обход превращался в форменный обыск, а агитация — в жесткий психологический прессинг.

Распространенным явлением стала подворная разверстка заготовительного задания. Так, еще 18 января заведующий агентством АО «Хлебопродукт» в Бугринском районе Новосибирского округа сообщал своему непосредственному начальнику в Новосибирске, что уполномоченный райисполкома совместно с членами правления местного потребительского общества на собрании жителей дер. Кот-кова провели решение о разверстке на крестьян определенных объе

148

мов хлебосдачи, «которую принуждают вывезти в 3-х-дневный срок». При этом уполномоченный заявил, что у тех, кто зерно не вывезет, «будут сломаны замки и взято насильно»131.

Следует отметить, что подобного рода не санкционированные никем, самоуправные действия сельских функционеров, затем ква-лифицир^анные как «перегибы», во многом провоцировались давлением на них со стороны окружного и краевого начальства. Невыполнение разверстанных на районы и села заготовительных заданий могло служить основанием для наказания сельских партийных и советских работников в административном порядке, снятия с работы, исключения из партии, привлечения к судебной ответственности по ст. 109 и 111 УК РСФСР158 как «пособников и попустителей»15,9. До начала апреля 1928 г. в Сибирском крае к уголовной ответственности по ст. 111 УК было привлечено 552 сельских функционера, абсолютное большинство которых были работниками сельсоветов и низовых кооперативов160. По данным председателя крайсоюза Л. С. Стриков-ского, в кампанию 1927/28 г. в связи с хлебозаготовками подверглись тем или иным репрессиям около 1 тыс. кооперативных работников. Почти половина низового кооперативного аппарата была заменена за неспособность «решать кооперативные задачи в условиях обострения классовой борьбы»161.

Самоуправство местных властей официально осуждалось центральными и краевыми органами управления. С. И. Сырцов в направленной 31 января в адрес секретарей окружкомов, председателей окрисполкомов и краевых уполномоченных по хлебозаготовкам циркуляре указал на то, что «директивы, данные в области тех или иных отступлений от формального требования закона на местах, иногда понимаются как отрицание законности вообще». Так, по ст. 107 УК РСФСР «привлекаются к ответственности в некоторых случаях не кулаки, а крестьяне, имеющие небольшие запасы хлеба (150-200 пуд.)»162. В директиве ЦК ВКП(б) от 13 февраля предлагалось «решительно устранять перегибы и извращения в практике кампании по усилению хлебозаготовок, переходившие в отдельных случаях в применение продразверсточных методов, как то: разверстка сдачи хлеба по хозяйствам, заградительные отряды между отдельными районами и т. п.»163. 24 февраля прокуратура РСФСР потребовала от прокурора Сибирского края отменить положения его совместного с крайсудом и ПП ОГПУ циркуляра от 19 января 1928 г. о порядке применения ст. 107 УК РСФСР (см. выше), которые предусматривали проведение процессов по данной статье без участия обвинения и защиты, недопущение вынесения оправдательных или условных приговоров и обязательное утверждение приговоров кассационными коллегиями164.

149

Однако за допущенные «перегибы» местных партийно-советских работников наказывали гораздо реже и значительно мягче, чем за невыполнение заготовительных заданий. Например, 13 февраля краевая «хлебная тройка» решила снять секретаря Славгородско-го окружкома ВКП(б) М. Г. Плешакова с занимаемой должности за то, что округ занял последнее место по выполнению планфаготовок за январь. 8 марта в связи с хлебозаготовками был отстранен от занимаемой должности секретарь Омского окружкома Н. А. Филатов. В то же время «тройка» ограничилась объявлением выговора окруж-кому и окрисполкому Кузнецкого округа, в котором «при проведении кампаний по хлебозаготовкам, самообложению, крестьянскому займу, взиманию всякой задолженности <...> имели место недопустимые извращения революционной законности»165. В. М. Молотов на совещании в ЦК ВКП(б) 24 апреля 1928 г. заявил, что он не помнит «случая, чтобы ЦК привлек к ответственности хотя бы один местный орган» за расширительное применение ст. 107 УК РСФСР166. Таким образом, невыполнение заготовительного задания расценивалось как значительно более недопустимое деяние, чем «извращения» законности. В. П. Данилов, анализируя механизм возникновения «перегибов» на местах, писал о неслучайности того, что именно в начале 1928 г. в обиход местных функционеров вошло выражение: «Лучше перегнуть, чем недогнуть!»167

На словах осуждая «перегибы», вышестоящие органы власти тем не менее призывали подчиненных опираться не на закон, а на «революционную целесообразность». Более чем показательной в этом отношении является директива Сибкрайкома ВКП(б), в которой констатировалось большое количество арестованных крестьян по ряду округов. «Это заставляет предполагать, что на местах аресты иногда проводятся неправильно. Наша установка должна быть следующей — оперативное воздействие на злостных держателей хлеба (кулаков, деревенских скупщиков, торговцев) и пресечение тем же оперативным путем всяких попыток к террору, возбуждению против нас массы, агитации за несдачу с [ель ]х[оз ]налога и погашения прочих государственных недоимок. Увлекаться арестами отдельных, брюзжащих кулаков, обиженных репрессиями, а также и арестами крестьян, хранящих незначительные запасы хлеба, никоим образом не следует». В связи с этим в директиве предлагалось при проведении дальнейших арестов исходить из результатов заготовок. «Если хлеб везут и недоимки платят, нажим в смысле арестов нужно соответственно ослабить. При обратном положении вещей нажим необходимо усилить»ш.

Помимо «законных» и самоуправных репрессий в качестве меры для стимулирования заготовок использовалась пропагандистская

150

обработка деревни, масштабы которой существенно увеличились. В первую очередь власти пытались убедить сельских жителей в том, что успех хлебозаготовок, сбора налогов и мобилизации финансовых средств населения по крестьянскому займу позволит советской власти существенно расширить масштабы помощи крестьянству. Сдача крестьянами зерна квалифицировалась как признак лояльности к существующему режиму, а задержка реализации объявлялась «контрреволюционным» поведением. Агитировали крестьян на сходах, всевозможных собраниях, в избах-читальнях, клубах, на дому. К этой работе привлекался весь деревенский актив, присланные в деревню уполномоченные, сельские специалисты, учителя и даже школьники. С несдатчиками проводили собеседования в сельсоветах. При этом местные функционеры очень часто использовали в качестве мер «убеждения» угрозы оружием, избиения, несанкционированные обыски и аресты, лишение крестьян их законных прав, психологический нажим, превращающийся в издевательство.

Чтобы расколоть крестьянство, перетянуть менее состоятельную его часть на свою сторону, власти разжигали в деревне социальные конфликты. 26 января краевая «хлебная тройка», в заседании которой участвовал И. В. Сталин, приняла решение о передаче бедноте в форме семенной ссуды 25 % конфискованного «кулацкого» хлеба169. В январе — марте 1928 г. в Сибирском крае проведено свыше 12 тыс. бедняцких собраний, в которых приняли участие 382,6 тыс. селян170. На собраниях рассматривались проблемы, связанные с ходом хлебозаготовок и налоговой кампании, вопросы перераспределения земли в пользу бедняков и т. п. Политика раскола деревни имела частичный успех. С помощью бедноты и батраков были выявлены многие тайники хлеба.

Силовой нажим на деревню вызывал ответную реакцию крестьян, многие из которых открыто высказывали свое недовольство политикой властей и противодействовали ее проведению. Увеличилось число угроз и прямого физического воздействия в отношении сельских функционеров. В январе, по данным информотдела ОГПУ, в Сибири было зарегистрировано 19 «фактов кулацкого террора (главным образом избиения), направленного против работников низового соваппарата и сельского бедняцкого актива». В ряде деревень произошли массовые выступления. Так, в с. Смолянка Кру-тинского района Омского округа 80 бывших партизан, собравшись около сельсовета, заявили о своем отказе от уплаты сельхозналога. В с. Шипуново того же округа около сельсовета собрались 76 крестьян, заявив «категорический отказ от уплаты с[елъ]х[оз] налога, ругая Соввласть и угрожая расправой представителю РИКа»171.

151

Основным инструментом борьбы с протестными формами поведения крестьян являлась ст. 58 УК РСФСР, предусматривающая наказание за «контрреволюционные преступления»172. В течение января в Сибирском крае «по обвинению в контрреволюционной деятельности, направленной к срыву хлебозаготовок и налога», арестовали 94 чел.173

Применение ст. 107 УК только за хранение собственного зерна в сочетании с принявшими массовый характер «перегибами» произвело в деревне эффект разорвавшейся бомбы. Крестьянство в основной своей массе, испугавшись репрессий, повезло свой хлеб государственным и кооперативным заготовителям. Увеличение объемов заготовок началось уже со второй декады января. Но ожидаемый властями перелом наступил в конце месяца. В шестой пятидневке января было заготовлено 3,1 млн пудов хлебопродуктов, или почти в 2,5 раза больше, чем в пятой. В феврале заготовки достигли наивысшего размаха — 20,5 млн пудов (25 % от годового плана и 186 % от уровня февраля 1927 г.). Однако государство нуждалось в еще большем количестве хлеба — выполнение месячного задания составило 93 %174. В целом по стране зерна в феврале заготовили в 1,5 раза больше, чем в январе175.

При этом львиную его долю приобрела находящаяся на переднем крае «хлебного фронта» кооперация. Удельный вес Сибкрайсоюза в централизованных заготовках увеличился с 35 % в октябре — декабре 1927 г. до 48 % в январе и 57 % в феврале 1928 г. В I квартале 1928 г. доля кооперативных заготовителей (крайсоюзов потребительской и сельскохозяйственной кооперации) составила 83 % при плановом уровне в 58,5 %176.

Роль кооперации повысилась не только благодаря усилиям самих кооператоров, но и потому, что ответственность за выполнение календарных заготовительных заданий низовых кооперативов возлагалась на местные советские и партийные структуры. Продукция, приобретаемая государственными заготорганизациями, в зачет выполнения этих заданий не шла, и местные органы стремились направить сдаваемый крестьянами хлеб в кооперацию. Немаловажную роль сыграло и то, что промышленные товары, которыми в первую очередь снабжались крестьяне, сдававшие зерно, в сельскую местность поступали только через кооперативную сеть.

Успешный ход централизованного хлебозакупа в феврале, помимо угрозы репрессий, определялся возросшим финансовым нажимом на деревню. Как указывалось выше, в конце декабря 1927 г. были увеличены паевые взносы в потребительскую кооперацию, а также перенесены сроки окончания сбора единого сельскохозяйственного налога и обязательного окладного страхования. Одно

152

временно усиливался административный нажим на крестьян, не вносящих в срок обязательных платежей и, прежде всего, сельхозналога.

В рамках усиления нажима на недоимщиков окружные исполкомы края, по требованию краевых властей, «в порядке революционной целесообразности» пошли на существенное ускорение процедуры изъятия имущества в счет погашения недоимки. Так, в начале января 1928 г. Барнаульским окрисполкомом было указано на необходимость в течение суток после невыполнения срочного задания производить опись имущества, в первую очередь запасов хлеба. Описанное имущество арестовывалось или немедленно изымалось для хранения. Право утверждения описи, которое следовало произвести в течение суток, помимо райисполкомов получали их члены, а также уполномоченные. Продажу описанного имущества надлежало осуществить в течение суток после утверждения описи. Таким образом, процедура описи и продажи с торгов должна была завершиться за трое суток. Ранее она занимала значительно более длительное время. Лица, «систематически» уклоняющиеся от своевременной уплаты налога, привлекались к суду, рассмотрение их дел производилось вне всякой очереди и без производства предварительного следствия177.

В одном из пунктов резолюции состоявшегося 18 января с участием И. В. Сталина расширенного заседания бюро Сибкрайкома окружным и районным комитетам ВКП(б) предлагалось «обеспечить энергичное взыскание недоимок по сельхозналогу с тем, чтобы ряд кулаков был обязательно подвергнут репрессивным мерам взыскания за несвоевременную сдачу сельхозналога (арест, судебные процессы и проч.)»118. До середины мая в целом по краю по ст. 60 УК РСФСР, предусматривающей наказание за «неплатеж в установленный срок налогов и сборов»119, было возбуждено 2663 дела180.

«Добровольно-принудительные» платежи

Значительные средства у селян изымались по самообложению, порядок которого радикально изменился. В предшествующий период законодательство допускало добровольное самообложение жителей сельских населенных пунктов, предназначенное для реализации их насущных, но не финансируемых государством нужд (от инициативного строительства школы до ремонта поскотины). Решение о самообложении, которое могло иметь денежную, натуральную или отработочную форму, принималось на сходе большинством голосов. Однако принятое постановление не было обязательным для лиц, не принимавших участия в сходе «или хотя и принимавших в нем уча

153

стие, но не участвовавших в голосовании или голосовавших против принятого постановления». Взносы по самообложению чаще всего были уравнительными, раскладка проводилась по дворам, числу их трудоспособных членов, едокам181.

В соответствии с постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 7 января 1928 г.182 принятое на сходе решение о его проведении становилось обязательным для всех жителей села. Неуплата преследовалась по налоговому законодательству. Размеры сбора для каждого плательщика привязывались к размерам ЕСХН, а общая сумма по деревне в целом не должна была превышать 35 % оклада сельхозналога текущего года. В конце января 1928 г. органы верховной власти РСФСР предоставили крайисполкомам право «в необходимых случаях» повышать для отдельных районов предельный размер самообложения, а в феврале разрешили увеличивать его для «особо мощных крестьянских хозяйств»183.

22 января И. В. Сталин на совещании в Барнауле поддержал предложение о возможности принятия самообложения в размере, превышающем 35 % оклада сельхозналога. «Никаким законом не воспрещается брать больше, если на это есть согласие села. Я могу указать на ряд примеров. На Украине, например, самообложение составляет иногда 150 % с[ель]х[оз]налога, потому что так хотело село, на исправление дорог, на постройку школы и т. д. Если село желает повысить процент, то мы не можем смотреть на свой закон, как язычники»184.

Юридически сход мог и не принимать решение о самообложении. Однако местные органы были обязаны добиться его проведения во всех без исключения селениях. С этой целью им разрешалось созывать повторные сходы, которые обладали правомочностью «при любом числе собравшихся». Обычный кворум составляла половина селян. В связи с этим достаточно распространенными были случаи, когда решение о самообложении принималось на повторном собрании, созывавшемся сельсоветом через несколько часов после первого (либо отказавшегося от этого, либо несостоявшегося из-за неявки жителей) схода и на котором присутствовало 10-15 чел. Еще раз сход назначался тогда, когда жители деревни принимали недостаточную с точки зрения властей сумму обложения или нарушали «классовый принцип» его раскладки. Необходимые для местных властей решения часто достигались с помощью «запугивания и административного нажима»185.

Подобными способами властям удалось навязать самообложение населению абсолютного большинства сельских населенных пунктов. Сумма принятого в начале 1928 г. по Сибирскому краю самообложения достигла 8,4 млн руб., составив 37,7 % к размеру единого сельхозналога186. При этом наряду с принятием рекомендованных или более

154

низких размеров сбора в ряде случаев принимались более высокие ставки. Сибкрайфинотдел отмечал «искажение» директивы об увеличении размеров самообложения для «кулацких эксплуататорских хозяйств», в результате которого «допускался произвол, доходивший до прямого раскулачивания. Сельсоветы, а иногда при непосредственном участии райисполкомов и представителей окружных центров проводили чрезмерное переобложение отдельных групп хозяйств, доводя увеличение до 300,400,500 и даже в отдельных местах до 1000 % к сумме сельхозналога. В результате такого произвола — полное разорение отдельных хозяйств, распродажа за бесценок описанного у них на покрытие платежей по самообложению имущества, причем покупателями являлись кресткомы, кооперация и даже райисполкомы»181.

«Перегибы» при «самообложении» деревни были типичным явлением для всех регионов страны. Уполномоченный Политбюро по хлебозаготовкам на Северном Кавказе А. И. Микоян 30 января 1928 г. в шифровке находившемуся в Сибири И. В. Сталину сообщал, что «кубанская верхушка нажала чересчур на казаков, так они постановили самообложение [в] три с половиной миллиона рублей провести [и] собрать полностью [в]течение семи дней пшеницей. Это вызвало громадный вой [в] станицах, нагнав панику. Я дал указание кубанцам — бедноте [и] середнякам продлить [сбор], дать максимум льгот беднякам, чтобы сколотить фронт против кулачества»188.

Важное место в так называемой мобилизации денежных средств деревни отводилось специальному крестьянскому займу189. О значении, которое придавалось его распространению, можно судить по тому, что данная задача рассматривалась как одно из основных направлений деятельности краевой «хлебной тройки»190. На первом задании 12 января 1928 г. «тройка», рассмотрев вопрос о займе, приняла решение разверстать полученное из Центра контрольное задание по его реализации по округам, увеличив план сбора на 10 %. Дополнительные 10 % доводились до основных хлебопроизводящих округов. В округах контрольные цифры распределялись по районам. Ответственность за выполнение возлагалась на секретарей райкомов ВКП(б) и председателей райисполкомов, которые должны были проводить работу по реализации займа «в ударном порядке». 90 % разверстанной суммы надлежало собрать до 1 апреля текущего года, а 100 % — не позднее 1 мая191. 21 января «хлебная тройка» предписала окрисполкомам добиться, чтобы каждое село получило определенное задание и сроки его исполнения1^.

Существенное значение вопросам распространения крестьянского займа придавал И. В. Сталин. 23 января он направил в адрес секретаря ЦК ВКП(б) С. В. Косиора и наркома финансов СССР Н. П. Брю-ханова телеграмму, в которой назвал «преступной» задержку с при

155

сылкой облигаций в Сибирь, добавив, что «отсутствие на местах этих облигаций подрывает дело выкачки денежных излишков». 25 января Сталин вновь потребовал от тех же адресатов максимального ускорения выпуска облигаций и указал на необходимость в первую очередь удовлетворить потребность в них «наиболее хлебных районов». «Без этого выкачка денежных излишков невозможна». 26 января Н. П. Брюханов информировал Сталина об отсылке в Новосибирск первой партии облигаций скорым поездом193.

С точки зрения действующего права приобретение займа являлось добровольным. Однако надеяться на то, что крестьяне без всякого понуждения купят облигации на сумму, составляющую около 50 % оклада сельхозналога194, было делом абсолютно нереальным. Выступивший на заседании бюро крайкома 18 января временно исполняющий обязанности заведующего крайфинуправления Басович в связи с этим заявил, что преподанный Сибири план реализации займа «без элементов принудительности не выполнить». Подобную позицию разделял И. В. Сталин. В «записях Сергеева» зафиксировано его суждение: «Необходимо допустить распространение займа в добровольно-принудительном порядке»195.

Невыполнение заданий по крестьянскому займу могло стоить сельским функционерам наказания в служебном или партийном порядке, вплоть до снятия с работы и исключения из ВКП(б). Поскольку никаких административных рычагов для понуждения крестьян к покупке облигаций не было, местные власти широко использовали методы внеэкономического стимулирования распространения займа. Общепринятыми мерами «общественно-морального воздействия» являлись: рассылка специальных извещений каждому крестьянскому хозяйству с указанием желательных размеров участия в приобретении займа, агитация на дому, собеседование в сельсоветах, вызов лиц, не подписавшихся на заем, на собрания, публикация их фамилий на так называемых черных досках, увязка предоставления жителям деревни кредитных услуг и дефицитных промтоваров с покупкой облигаций. Широкое распространение получили и действия, позднее квалифицированные как «искривления».

В разосланном на места в середине апреля 1928 г. информационном письме Сибкрайфинотдела196 к таковым, в частности, относились: подворная разверстка; угрозы арестами, судом, описью и продажей имущества к уклоняющимся от приобретения займа; распределение всего разверстанного на сельсовет задания среди зажиточной части деревни; привлечение в качестве распространителей займа зажиточных крестьян и служителей религиозного культа с возложением на них определенных заданий, а также и ответственности за выполнение этих заданий. В информационном

156

письме приводился ряд конкретных примеров подобных «искривлений». «Члены одного из сельсоветов Куяганского района Бийско-го округа, распространяя заем, заявляли крестьянам: "Или берите облигации, или готовьте сухари". В дер. Ежах Томского округа распространитель займа ходил по дворам и передавал приказ сельсовета: "В трехдневный срок выбрать облигации займа на такую-то сумму". Страхагент Михайловского района Петухов приказал зам. председателя] Михайловского сельсовета Лепетухину в одну ночь распространить заем на 1000 руб. Под влиянием этого приказа Ле-петухин ночью вызывал крестьян и под угрозой продажи имущества вынуждал брать облигации. Участковый прокурор в Чумышском районе Барнаульского округа отдал местному председателю потребительского] общ[ества] распоряжение рассчитывать возчиков облигациями займа. Некоторые лавки Центроспирта не продавали водки лицам, не имеющим облигации крестьянского займа. В одном из сел Минусинского округа уполномоченный РИКа и председатель сельсовета сажали в холодный подвал крестьян, отказывающихся от приобретения займа, а также угрожали 107-ой ст. Уголовного кодекса. Эти же самые уполномоченный РИКа и председатель сельсовета вызывали в сельсовет крестьян по одному и других в это время не впускали. В с. Леньки Благовещенского района Славгородского округа председатель сельсовета Коломеец отказывал в выдаче справок гражданам, не купившим заем, а в некоторых районах отказывали в регистрации актов гражданского состояния». Широкое распространение получила практика расплаты облигациями за сдаваемый крестьянами хлеб.

6. Колебания линии партии (весенне-летние заготовки)

В начале 1928 г. сибирские власти в качестве основного метода преодоления острого хлебозаготовительного кризиса избрали внеэкономическое давление на зажиточное крестьянство, а в качестве базового элемента давления — ст. 107 УК РСФСР. Репрессии против кулаков были направлены на то, чтобы заставить основных держателей хлеба — середняков — ускорить его реализацию. Местные органы проводили конфискацию хлеба не только по ст. 107, но и без судебных решений, закрывали базары, запрещали внутридеревен-скую торговлю сельхозпродукцией, устраивали массовые обыски с целью выявления излишков. Усилился финансовый нажим на деревню. Увеличилось товароснабжение деревни. В директивном порядке снижались закупочные цены на животноводческую продукцию, технические культуры.

157

Следствием применения комплекса репрессивных и административных мер стало преодоление кризиса. Крестьяне существенно увеличили продажу хлеба государственным и кооперативным заготовителям. В феврале 1928 г. в Сибири хлеба заготовили в 1,5 раза больше, чем в предыдущем месяце, и почти в 2 раза больше, чем в феврале 1927 г.

Февральский успех в Сибири вызвал головокружение у центральных планирующих органов. Наркомторг СССР обязал сибирских заготовителей закупить в марте 21 млн пудов хлебопродуктов, что даже несколько превышало рекордный результат предыдущего месяца. Краевые власти, считая, что более 12 млн пудов за месяц в регионе заготовить не удастся, тем не менее были вынуждены принять завышенное задание197. Чтобы выполнить его, бюро Сибкрайкома ВКП(б) 3 марта приняло решение об активизации сбора денежных средств в деревне в рамках самообложения и размещения займа, а также о «дальнейшем применении» ст. 107 УК, «в том числе и к кулакам, имеющим менее 2000 п. хлеба»198. 12 марта краевая «хлебная тройка» предложила окружкомам в основных хлебозаготовительных районах «дополнительно» организовать по два-четыре процесса по ст. 107, в случае необходимости распространяя ее действие «и на тех явных кулаков, кои имеют не сданных хлебных излишков 500-700 пудов», а полномочный представитель ОГПУ, председатель крайсуда и крайпрокурор в своем циркуляре снизили допустимый минимум до 400 пудов199.

Несмотря на продолжающиеся антикрестьянские репрессии, мартовское задание Наркомторга в Сибири было выполнено только на 56 %. Тем не менее результаты месяца оказались достаточно солидными. Объем централизованных заготовок составил 11,7 млн пудов. Столько хлеба в Сибири в период нэпа в марте еще не собирали. Превышение над бывшим до этого времени максимальным показателем марта 1927 г. составило 93 % (см. табл. 1.1). В целом за январь — март 1928 г. плановые государственные и кооперативные заготовители приобрели в регионе 41,3 млн пудов хлебопродуктов. Это составляло половину от годового плана и превышало результаты заготовок в сентябре — декабре 1927 г. в 1,6 раза. К 1 апреля годовой план в регионе был выполнен на 81 %.

В апреле темпы заготовок резко снизились. Хлеба в крае собрали в 4,2 раза меньше, чем в марте. Установленное для Сибирского края месячное задание в размере 7 млн пудов200 было выполнено лишь на 39 %. Падение объемов заготовок, помимо распутицы, объяснялось изъятием в ходе февральско-мартовских заготовок большей части товарных запасов зерна у зажиточных крестьян, которые в предыдущие годы составляли основной контингент апрельских продавцов хлеба.

К тому же, в апреле фактически прекратилось силовое давление на деревню. Размах репрессивной деятельности местных партийных и советских органов власти в январе — марте как в Сибири, так и в других регионах СССР, был настолько широк, что вызвал крайне негативную реакцию большинства крестьян, включая и тех из них, кто служил в армии201. Чтобы стабилизировать политическую ситуацию, было решено пойти на отмену чрезвычайных методов проведения хлебозаготовок. На принятии подобного решения также сказалось приближение весеннего сева. И центральные, и местные власти вполне резонно опасались, что реакцией крестьян на продолжающийся нажим может стать сокращение посевных площадей.

28 марта Наркомюст РСФСР разослал на места секретный циркуляр, содержащий ряд требований, которые следовало соблюдать при рассмотрении дел, связанных с хлебозаготовками. Так, в нем указывалось, что «применение ст. 58/10 УК должно иметь место только в отношении лиц, использующих хлебозаготовительные затруднения для агитации явно контрреволюционного характера, с исключительной осторожностью следует относиться к привлечению лиц, которые по своей социальной сущности объективно не могут быть врагами советской власти, а сами являются жертвами агитации кулаков и иных вредных элементов деревни». Ст. 111 УК к работникам государственных и кооперативных организаций

159

и учреждений нужно было применять «исключительно в отношении лиц, совершивших конкретные преступные действия». Ст. 107 «должна быть заострена, главным образом, против кулацких элементов и зажиточных слоев деревни, препятствующих из корыстных побуждений в целях повышения цен успешному проведению хлебозаготовительной кампании, суд должен иметь в виду, что эти меры не могут быть направлены против всей массы крестьянства». Штраф должен применяться с учетом состоятельности крестьянского хозяйства. «Как мера социальной защиты, он должен быть чувствителен, но ни в коем случае не должен вести к разрушению хозяйства». В циркуляре предлагалось вернуть конфискованный у крестьян «живой и мертвый инвентарь», необходимый для ведения хозяйства202.

31 марта местным органам ГПУ бы разослан циркуляр «О принятии мер в связи со случаями извращения классовой линии советским аппаратом при проведении массовых кампаний в деревне». В нем указывалось на «многочисленные факты неправильных действий низового соваппарата, носящих нередко характер произвола (насильственное принуждение к вывозу хлеба, приобретению займа и т. п.) путем избиений, угроз оружием, высылкой, арестом ОГПУ и т. п.». В связи с этим предлагалось «обратить особое внимание на все случаи подобного рода», привлекая виновных к судебной ответственности203.

В конце марта бюро Сибкрайкома ВКП(б) приняло постановление, предусматривающее в связи с предстоящими весенними полевыми работами возможность досрочного освобождения осужденных по ст. 107 УК РСФСР, а также осужденных в связи с хлебозаготовками по ст. 111 УК имеющих крестьянское хозяйство выборных работников сельсоветов и сельской кооперации. Начать досрочное освобождение следовало не ранее 15 апреля, а в отношении осужденных по ст. 107 надлежало придерживаться следующих правил: «1) досрочного освобождения вовсе не применять в отношении явно кулацких элементов, враждебно настроенных к Соввласти, и спекулянтов; 2) в каждом отдельном случае учитывать степень политического влияния осужденного на деревню, отношение к нему крестьян, способы накопления им излишков хлеба и т. д.;3) соблюдать строжайшую осторожность с тем, чтобы это освобождение не носило характера массовой разгрузки или амнистии»204.

7 апреля от имени Сибкрайкома ВКП(б) и крайисполкома в адрес окружных комитетов компартии и исполкомов телеграфом была направлена директива, которая предписывала перенести «центральное внимание всей парторганизации, советских [и] кооперативных организаций и аппаратов на проведение посевной кампании», «немедлен-

но

но» прекратить применение ст. 107 УК, срочно рассмотреть «оставшиеся» дела по данной статье, подписку на крестьянский заем вести «[в] строго добровольном порядке»205.

Проходивший в это же время в Москве (6-11 апреля) объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) принял резолюцию, в которой в достаточно резкой форме осуждались «извращения и перегибы, допущенные местами со стороны партийных и советских органов» и содержалось требование их «категорической отмены», «немедленной ликвидации» и «объявления им самой решительной борьбы »206. Следует учитывать, что пленум проходил в условиях, когда с помощью осуждаемых с высокой трибуны «извращений и перегибов» ситуацию с хлебозаготовками удалось существенно улучшить. Централизованный хлебозакуп по СССР в январе — марте 1928 г. превышал показатель октября — декабря 1927 г. в 1,8 раза, а выполнение годового плана по заготовкам зерновых на 1 апреля составляло 85 %207.

Отмена чрезвычайных мер, весенняя распутица и сокращение товарных излишков привели к резкому сокращению объемов хлебозаготовок. В апреле 1928 г. централизованные закупки зерна в целом по СССР сократились по сравнению с предыдущим месяцем почти в 5 раз (см.: Приложение, табл. VI). В то же время спрос на хлеб оставался высоким. В связи с этим в конце апреля — начале мая почти во всех губерниях потребляющей полосы кооперативными организациями было введено нормирование отпуска муки населению. Мука выдавалась только пайщикам кооперации по членским паевым книжкам208.

25 апреля в условиях постоянно снижающихся темпов заготовок Политбюро в своей директиве осудило «демобилизационные настроения» местных партийных и советских органов, которые «вместо безусловно необходимого устранения перегибов» пошли на «полный отказ от мер нажима в отношении верхушки деревни» и потребовало «усилить нажим на кулацкую часть и частников, злостно спекулирующих крупными партиями хлеба, применяя к ним директиву ЦК о 107 статье, решительно исправляя имевшие место перегибы и впредь не допуская их повторения»209. После получения этой команды соответствующие директивы о возобновлении применения ст. 107 УК были даны и в Сибири. Определение необходимого количества «объектов» для привлечения по данной статье возлагалось на окружные органы власти, которым также надлежало «тщательно» готовить процессы, проводить судебные заседания в местах проживания подсудимых, обеспечивать «широкую гласность, обвинение и защиту», а также быстроту исполнения приговоров210.

В апреле 1928 г. ухудшилось положение и на потребительском хлебном рынке Сибири. Собранного в крае зерна для удовлетворе

161

ния внутрирегионального спроса хватило бы с избытком. Однако местные заготорганизаций в первую очередь должны были выполнять задания по отгрузке закупленной продукции в европейскую часть страны. В связи со значительным невыполнением апрельской заготовительной программы делалось это за счет снижения внутри-сибирского снабжения. В результате стал ощущаться недостаток хлебопродуктов в сибирских городах. Показателем значительного превышения спроса над предложением явился резкий рост рыночных хлебных цен. Увеличение цен началось уже в марте. В феврале цена одного пуда пшеницы крестьянского привоза на городских рынках края в среднем составляла 1 руб. 5 коп., в марте — 1 руб. 11 коп., в апреле — 1 руб. 39 коп. При этом в конце апреля жители Канска покупали пшеницу по цене 1 руб. 53 коп., Барнаула — 1 руб. 63 коп., Красноярска — 1 руб. 84 коп., Омска — 2 руб. за пуд211. В то же время закупочные цены государственных и кооперативных заготорганизаций оставались стабильно низкими, и разница между ними и вольными рыночными ценами увеличилась в целом по региону с 23 коп. за пуд в конце марта до 41 коп. в конце апреля212. Естественно, что в этих условиях крестьяне стремились остатки своих товарных запасов продавать на городских базарах.

В мае ситуация еще более ухудшилась. Один пуд пшеницы на городских рынках в среднем покупался уже за 2 руб. 2 коп.213, а разница между государственными заготовительными и среднесибирскими рыночными ценами увеличилась до 61 коп. Основной причиной нарастающего превышения спроса над предложением стала минимизация товарных запасов зерна в крестьянских хозяйствах. Более того, хлеба не хватало и в самой деревне. Доказательством этому служит рост цен на сельских рынках региона. Если в январе — марте средняя цена одного пуда пшеницы на них составляла 90-91 коп., то в конце апреля — 1 руб. 8 коп., а в конце мая — 1 руб. 15 коп.214

Особенно страдала от недостатка хлеба беднота, которая, доказывая свою преданность советской власти, к этому времени сдала государству даже часть зерна, необходимого для посева и питания. Местные власти, призывая бедняков к продаже хлеба, обещали оказать им впоследствии продовольственную и семенную помощь, но в мае своих обещаний выполнить не смогли. Свободных запасов зерна в крае не было, почти все оно оказалось вывезено за пределы Сибири. Особенно острый дефицит хлебопродуктов ощущался в сельских районах, специализирующихся на производстве животного масла, и в тех округах, руководство которых, для того чтобы выполнить заготовительные задания, с помощью широкомасштабных репрессий вынудило крестьян к сверхнормативной сдаче зерна. Следствием нехватки хлеба были прокатившиеся по Сибири открытые протестные

162